Автор: Григорий Иващенко
Перевод с украинского Петра Марусенко
В господских дворцах бубнили по-французски над преферансами, еролашами, ремиками, безиками, пикетами и бриджами, а под сельскими крышами резались в свинью, пьяницу, ведьму, дурака, цыгана, манахвейку, лаву, хвыльку… Современные украинские названия мастей являются производными от немецких.
Когда и кто занес игральные карты (листы) в Украину, достоверно неизвестно. Польские авторы: Зигмунд Глогер, Казимеж Таргош, Мариан Шульц, - утверждают, что карты в Польше знали уже в XVстолетии.
Относительно Украины с точностью можно говорить про середину XVI века, массовое же распространение выпадает на XVII столетие. Кроме магнатов, шляхты, купцов, цыган, путешественников «честь» (можно и без кавычек – П.М.) пропаганды новой забавы принадлежит и запорожским казакам.
Их добычей были, в частности, и колоды игральных карт. Казацкое братство притягивало искателей приключений, авантюристов, жуликов, которые ловкими пальцами всегда могли заработать тут на кусок хлеба. Российский автор Николай Розалиев пионерами карточной игры считает именно запорожцев: «первыми игроками в карты в России (sic!), коротавшими за ними свое время, были запорожские казаки».
Казаческий атрибут
Карты органично вписались в modus vivendi, характер козака, в неписанный кодекс казаческого сообщества. «Картежня» обеспечивала эмоциональное общение в условиях бытового, полового, духовного дефицита и ригоризма. Казак-картежник, который посягал на чужое имущество-трофей, мог не просто что-то из «хлеба казацкого» потерять, а проиграть или выиграть. Паузы между походами, боями, заполнялись азартом и содержанием.
Вот яркая картинка из «Смутного времени Московского государства» Мыколы Костомарова: «Безумная гулянка кипела в козацком лагере: день и ночь звенели бандуры, сурмы (трубы, флейты), цимбалы, кобзы, гусли; разливались веселые песни, пилось вино, танцевали веселые женщины и скоморохи. Все, что козаки награбили вокруг Москвы, пропивалось и проигрывалось в карты и кости».
К тому же игральные карты были у казаков не просто забавой, а важным способом тренировки реакции выбора в поединке и одновременно способом реабилитации. У запорожцев бытовали и доминировали азартные игры (сейчас нам неизвестно название только одной – «чупрундир»), а ситуация именно азартной игры, писал академик Юрий Лотман, является «ситуацией поединка, которая моделирует конфликт двух противников. Честная игра как бы восстанавливает модель битвы».
На известной картине Репина карты лежат прямо на столе, под локтем у раздетого запорожца – так вроде казаки взялись писать письмо прямо во время игры. Существует версия, что и рубашку он не просто так снял, а чтобы во время раздачи не мог карту в рукаве спрятать.
То, что говорил Лотман о природе игры, накладывается на запорожское общество: «Азартные игры построены так, что игрок (читай запорожец – Авт.) должен принимать решение, фактически не имея никакой или почти никакой информации. Таким образом, он играет не с другим человеком, а со Случаем, а роль случая подчеркивает значение в игре, с одной стороны, непредвиденных факторов, а с другой – выдержки, мужества, умения не терять головы в сложных обстоятельствах и соблюдать достоинство в проигрышных ситуациях, то есть таких качеств, которые нужно проявить в схватках и дуэлях».
А какими же были «казацкие» листы?
Время не сберегло их, но наверняка можно сказать, что карты XVII века не похожи на те, к которым привыкли мы. Запорожцы резались картами немецкого типа, произведенными в Аугсбурге. В такой колоде другие эмблемы и названия мастей, нету дам, зато целых два валета (по-украински «нижник» и «вышник» от немецких Unter и Ober, поэтому уже позже французская дама называлась «вышником»).
Названия украинских мастей являются производными от немецких: чирва от Rot (красное); звонкая (бубна) – от Schellen (бубенчики, звоночки); жир (трефа) – от Eicheln, Eckern (жёлуди, буковые орешки), а вина (пика), потому что на карте этой масти рисовали зеленый листок (листья), чаще всего плюща или винограда (Weinbaum). В XIX столетии французская колода вытеснила свою немецкую сестру, но немецкие термины картежники употребляют и поныне. Сердечная страсть к листам (так называли тогда карты) оставила след и в живописи.
Картежник Мамай
В XVII-XIX столетиях не было, если не хаты, корчмы, то села или хутора уж наверное, где бы не висела по определению Платона Белецкого (известный украинский искусствовед, папа моего одноклассника Вани – прим. П.М.) «светская народная икона Казак Мамай». Татьяна Марченко, автор книжки «Казаки-Мамаи», среди вещей «казака – души правдивой», которые являются составляющими композиции, называет карты для игры.
Так, на Мамае (XIX столетия) из фондов Национального художественного музея Украины кроме коня вороного, кобзы, шапки, сабли, пистоля, рюмки, кварты лежат карты: туз жир и шестерка вина (масти французские) – «старшая» и «младшая». Не намек ли это на суету, fatum, текучесть земного бытия, богатства, славы?
Еще один Мамай-картежник обитает в Запорожском краеведческом музее. Перед ним пять «засвеченных», то есть лицевым боком кверху карт. Масти также французские, сверху девятка звонки, снизу, очковые, возможно, шестерки. Рядом два столбика денег, выигранных или подготовленных к игре. Карты упомянуты и в тексте: «Казак, душа правдивая, чистую совесть имеет, на бандуре играет, песни поет, водку пьет, в карты играет, да все не гуляет». Надо думать, что на нескольких самое малое из тысяч утраченных Мамаев были игральные карты.
Вот, в частности, описание одного из таких сюжетов, сделанное в 1924 году: «Рисунок большого размера 95х120 такого содержания: посередине сидит большая фигура казака […]. С другой стороны вверху дерево, внизу раскиданы карты: видно колоду и жир (трефы) и звоночковый туз». Засвечен, открыт туз, а рядом, вероятно. Жировая шестерка. Эти карты знак тем, кому показалось, что они схватили Бога за бороду.
Такой вывод не кажется нам надуманным, потому что на гербе казака стоят буквы СЧ, а в тексте-монологе сказано: «Я, Савва Чалый, именитый. Герб же этот висит на дубе, а я с горя сижу под ним в парчевой шубе… От меня и родственники отчурались, а я с горя в парчовый кожух оделся. Ляхва (Поляки – П.М.) так слегка угадала, когда коня мне дарила…»
Савва Чалый – реальный человек, сотник милиции у правобережного польского магната, разгонял гайдамаков, потом присоединился к ним, снова вернулся к службе при дворе, женился и далее люто наказывал гайдамаков, которые постановили покарать ренегата Савву. На Рождество 1741 года Гнат Голый убил сотника Чалого на глазах молодой жены. И кто знает, не прислали ли гайдамаки Савве «черную метку» - две карты, не кинул ли перед ним Гнат Голый туза, а сверху припечатал его шестеркой жировой, глядя в глаза: «А что, сукин сын, помогли тебе твои ляхи»?
Довольно распространенный во многих вариантах и репликах сюжет «Запорожцы» («Запорожцы развлекаются», «Запорожцы отдыхают») автором которого считают Тимофея Калинского (XVIII столетие). Один казак танцует под аккомпанемент товарища, рядом с которым лежат игральные карты немецкого типа: шестерка звонки и карта зеленой масти, похоже, что это шестерка жиру.
Эту самую картину на заказ хозяина Дмитрия Яворницкого написал маслом на стене прихожей в его доме художник Трохым Ткаченко, только карты те – французские («Рококо»).
Страсть к картам
Впрочем, запорожцы – еще не вся Украина. Известный этнограф Васыль Горленко отметил: «Игра в карты среди народа никогда не имело значения азартной забавы, а служило только невинным развлечением зимних вечеров».
Несколько зарисовок из украинских карточных будней XVII-XIX веков.
Антин Втишный в комментариях к «Дневнику Патрика Гордона» (1684-1685 годы) пишет: «Ассамблеи Гордона (банкеты с беседами за бокалом токайского с женщинами, женами, дочерями, с танцами, картами, фейерверками, громкой музыкой до утра и даже салютам из ружей и пушек) появились в Киеве почти на 40 лет раньше знаменитых петербуржских, начало которым положил указ Петра І от 25 ноября 1718 года».
Еще один кадр. Место действия – Левобережье, Гетманщина, середина XVIII века. Действующие лица – казацкая старшина, шляхта: «Когда случались гости, то молодежь забавлялась товарищескими играми: в панаса, журавля, крещика, горюдуба, ворона, тесную бабу. Старшие пробовали свои силы в шахматах, но как-то эта игра не была распространенной. Зато все пропадали за картами. Когда наступали зимние вечера, то днем сходилась задорная компания и допоздна играли в пикеты, лембар, памфилю, кадрилию, сенкилию. Притом не один курил трубку, так что от дыма и чада еле свет было видно».
Часто вспоминает игру в карты в своем «Дариуше» Андрий Маркович – это при том, что относительно карт в Гетманщине были довольно жесткие ограничения, запреты, а то и преследования. Карточные долги и обязательства регулировались «Правами, по которым судится малороссийский народ» 1743 года.
В начале 40-х годов XIX века «центральными общественно-культурными событиями для интеллигенции Малороссии были полугодовые балы генеральши Татьяны Волховской (1763 – 1853) в Мойсевци на Полтавщине», писал Омелян Прицак.
В воспоминаниях писателя-этнографа Олександра Афанасьева-Чужбинского, приятеля Тараса Шевченко, есть рассказ об этих балах: «На Петра и Павла (12 июля) в одном старинном доме съезжались помещики не только Полтавской, но и Черниговской, даже Киевской губернии, и праздник продолжался несколько дней. [...]
Последнее время хозяйка, страстная картежница, уже не могла сама играть из-за слепоты и только просиживала далеко за полночь около игроков, ублажая свой слух приятными картежными возгласами и радуясь какому-нибудь казусу». Бывал на таких собраниях и поэт-лирик Виктор Забила, который, как отмечал Пантелеймон Кулиш, «выпить был не дурак, к тому же терял здравый смысл в картах, проигрывая тысячу за тысячей». Сам же Кулиш ни танцевал, ни пил, ни картами не баловался.
"Я пас!"
Писал о картах и Евген Чикаленко в своих «Воспоминаниях». «С господами и госпожами у меня были только добрососедские отношения, но знакомства я с ними не водил, потому что госпожи проводили зимнее время за картами, а господа – за пьянкой».
С юмором рассказывает мемуарист о комических ситуациях, в которые попадали картежники: «Был там еще один сосед – господинчик Иван Комарницкий. [...] Когда он был судовым приставом в Ананьеве, то зачастую до одурения играл с судьями в карты и один раз на судебном заседании, вместо того, чтобы сказать публике: «Суд идет»!, он по рассеянности воскликнул: «Я – пас»!
Партнером Евгения Харлампиевича нередко был Владимир Виниченко.
Стоит привести фрагмент воспоминаний о детстве писательницы Галины Журбы: «Праздники проходили без гостей. Навещают близкие знакомые, давние приятели. Дедушка сидит в шлафроке и беспрерывно читает, иногда сыграет с зятьями в винт или преферанс, раскладывает пасьянсы. [...] Когда мужчины играли в карты в дедушкиной комнате, женщины собирались в помещениях»
Веет спокойствием, миром, уютом. Никакого шума, швыряния карт, выпученных глаз. Подобные воспоминания и у гетьмана Павла Скоропадского: «Вся эта компания спорила, шумела, а затем рассаживалась за карточными столами. Играли в яролаш. Мой дед тоже любил играть в карты". Не уступала казачеству и господам в карточных ристалищах и студенты (спудеи); забавлялись картами не только миряне – хлопали в азарте «знаками диявола» по зеленому сукну батюшки и матушки, съезжаясь на свадьбы, престольные праздники, крестины.
В господских, дворянских дворцах бубнили по-французки над преферансами, еролашами, ремиками, безиками, полиньяками, метаморфозами, пикетами, бриджами, а под крестьянскими соломенными крышами резались в свинью, пьяницу, ведьму, дурака, цыгана, манахвейку, лаву, хвыльку.
Не только игры, а и сами листы, которыми пользовались господа и чернь, были как небо и земля. Карты господские – роскошные, богатые, гламурные, а те, которыми играли земледельцы, скотоводы, ремесленники, печатались на дешевой бумаге в один цвет.
Корявые рисунки – «хвигуры» - по желанию и вкусу разрисовывались самостоятельно или же за рюмку-другую это могли сделать профессионалы – сельские писари или богомазы.
Играли картами до тех пор, пока они не пачкались. Тогда их смазывали салом или жиром, протирали чистой тканью. Очищенные таким образом, они особенно удобны были для хлопанья с размаху по столу, что было признаком шика.
- Кто ж был до карт охотник,
- То не сидел зазря он тут,
- Играли часто до полночи
- В носка, в пары, в лавы, в жгут,
- В памфилия, в возок и в кепа,
- Кому из них была охота,
- На деньги играли в семь листов.
- Тут всякую всячину играли,
- Кто и во что захотел,
- Не раз доходили до чуба,
- Как заигралися в жгута,
- В хлюста, в пары, в возок играли,
- И дамки по столу совали;
- Где не было свободного угла.
Названный в «Энеиде» Ивана Котляревского ряд популярных народных игр, правила которых записал на Полтавщине и напечатал в «Киевской старине» С.Исаевич.
Вот как он объясняет этимологию и правила игры «возок» (воз, польск. wozek): «Игра эта, так называемая «свои козыри». Очень распространена в народной среде. Название свое получила, потому, что проигрывает тот, кому достанется вся куча карт, что напоминает собой нагруженную повозку».
Не будем ставить под сомнение вывод исследователя, а интересующихся отсылаем к первоисточнику.
Перегнувши палку
Ради справедливости нужно сказать, что отношение украинцев к картам было не только мажорным. Общественное мнение осуждало безмерную, бездумную, пагубную страсть. В некомфортном «интерьере» ада, в большой компании грешников (едва ли не вся Украина!) видим и картежников: «моты, картежники, пьянчуги». Тарас Шевченко в двух листах серии о блудном сыне к атрибутам растления, деградации личности причисляет и карты, а именно в «Проигрался в карты» и «В хлеве».
Часто чрезмерная страсть к картам не существовала сама по себе, отдельно, а вместе с другими пороками, как например, у антигероя Тимохи из повести Григория Квики-Основьяненко «Козырь-девка»: «Кто хозяину кабака посуду побил? Никто, как Тимоха Макущенко. От кого девушки разбегаются? [...] О, да и парень был проворный на всякое злое дело! Пьет как не в себя, дерется с кем попало, девушек дурачит, в три листа як сядет, так у всех денежки и обчистит».
Особенно же некоторые человеческие пороки принимали отвратительные формы и астрономические масштабы во время политических, социальных катаклизмов – войн и революций. «Больше всего из рассказов крестьян меня поразило, что в селе так распространены картежные игры. Это было для меня настоящей новостью», - вспоминает свое подполье на хуторах под Гадячем во время первой большевистской оккупации 1918 года Виктор Андриевский.
Атаман Божко (1919 год) не был склонен к карточным развлечениям, наоборот, ввел запрет на них среди своих казаков, что распространялось и на население, которое проживало рядом с местом, где располагался его отряд. И за все провины было одно наказание – плети.
Когда-то Божко, узнав, что в городке Баре в местном клубе ведется картежная игра, приказал своей конной сотне окружить его, а ночью, в самый разгар развлечения (играли преимущественно местные чиновники), всех арестовал и каждому велел дать по 15 «горячих».
Казацкие картежные фамилии (по реестру 1649 года)
- Демко Кралка
- Мисько Чирва
- Ничипір Шестірка
- Федір Козир
- Андрушко Тузенко
- Іван Козирець
- Ілько Нижник
- Васько Дев'ятка
- Хилько Нижниченко
- Данило Король
Запорожские казаки пишут письмо турецкому султану. Полный текст в Википедии
Комментарии (0)