Хёйзинга. Homo Ludens (Человек играющий)

Человек играющий (лат. Homo Ludens) — трактат, опубликованный в 1938 г. нидерландским историком и культурологом Йоханом Хёйзингой.

I. Природа и значение игры как явления культуры

Сочинение посвящено всеобъемлющей сущности феномена игры (нидерл. Spel) и универсальному значению её в человеческой цивилизации. Хёйзинга считает, что игра не может быть редуцирована к феноменам культуры, поскольку она древнее их и наблюдается еще у животных. Напротив, сама культура (речь, миф, культ, наука) имеет игровую природу. Сущность игры Хёйзинга сначала определяет как несерьезность (25), однако поясняет, что играющие животные в отличие от человека не смеются, то есть игра все же может включать в себя серьёзность (59). Затем он определяет игру как «свободное действие», поскольку она лишена принуждения и ей предаются в «свободное время» (27) и в особом «игровом пространстве». Вместе с тем, игра подразумевает строгий внутренний порядок, что подразумевает присутствие некоего игрового сообщества.

II. Концепция и выражение понятия игры в языке

Переходя к анализу слова «игра», Хёйзинга замечает, что оно встречается у всех народов. Начинает он с языка античной цивилизации, где игра обозначается тремя способами как пайдиа («ребячества»), атюрма («ерунда») и агон («состязание»). Хёйзинга замечает, что некоторые исследователи античности (Болкестейн) противопоставляют пайдию и агон, то есть игру и состязание (нидерл. Wedijver), но эти два понятия все же выражают единое явление. Разные слова для обозначения игры встречаются и в санскрите: kridati (забавы детей и животных), divyati (бросать жребий), tandeln (подражать, высмеивая). В японском игра совпадает с вежливостью, а в семитских языках — с издевательством. В германских языках нет обобщающего для игры слова, а в романских языках оно есть. Размышляя о сексуальной игре, Хёйзинга подчеркивает в ней избыточность над биологическим спариванием. Он также противопоставляет игру всякой биологической необходимости, будь то самозащита или добывание пропитания.

III. Игра и состязание как культуросозидающая функция

Размышляя над соотношением игры и культуры, Хёйзинга замечает, что культура рождается из игры и культура имеет характер игры (60). Он еще раз указывает на напряжение и неопределенность как критерий игры. Он различает одиночные (пасьянс), агональные (спорт) и азартные (игра в кости) игры. Возвращаясь к противопоставлению игры и состязания в греческом языке, он называет этот факт «случайным пробелом в формировании абстрактного понятия игры» (63). С точки зрения Хейзинги, состязание составляет суть игры — выражение воли к власти или «агональный инстинкт» (105). Азартные игры он связывает с попыткой выяснения воли богов. В этом контексте он истолковывает потлач (72). Вырастающая из этого бравада становится основой добродетели и фундаментом этики. Хёйзинга делает вывод: «без поддержания определенного игрового поведения культура вообще невозможна» (105).

IV. Игра и правосудие

Рассматривая судопроизводство, Хёйзинга также замечает там элемент игры, лицедейства (мантии и парики) и состязания («тяжбы»). В античности неотъемлемым элементом любого суда также являлась случайность и жребий богов.

V. Игра и ратное дело

Сравнивая войну и игру, Хёйзинга приводит в пример средневековые турниры, где изначально кровавая борьба выродилась в пышное состязание напоказ. Вместе с тем он замечает, что состязание возвышает распрю до культурного уровня, подразумевая уважение к противнику и понятие чести. Именно на этом вырастают понятия рыцарства и международного права, которые составляют суть человечности.

VI—XI

В 6-й главе Хёйзинга рассматривает выражение агонального инстинкта в виде разгадывания загадок, в 7-й — в виде состязания поэтов, в 8-й — в игре воображения, в 9-й — в виде философской игры ума, в 10-й — в виде музыки, в 11-й главе он рассматривает культуры через призму игры — лат. sub specie ludi. Хёйзинга повторяет свою главную мысль: «культура, в её первоначальных фазах, играется» (168).

XII. Игровой элемент современной культуры

Не обходит своим вниманием Хёйзинга новейшие выражения игры, под которыми он понимает спорт — явление пришедшее в XIX веке из английской культуры. Согласно Хейзинге турнир — это состязание, но еще не спорт, ибо в нем еще много театральности. Спорт же рождается из командной игры в мяч, где на первое место выходят телесные упражнения и демократизм. В контексте реализации агонального инстинкта Хёйзинга рассматривает современное движение скаутов. Отмечая убывание игры в современной цивилизации, Хёйзинга предостерегает о возможности крушения культуры в варварство и хаос.

 

 

Хёйзинга. Homo Ludens (Человек играющий)

Хёйзинга. Homo Ludens (Человек играющий)
Скачать pdf

Человек играющий (лат. Homo Ludens) — трактат, опубликованный в 1938 г. нидерландским историком и культурологом Йоханом Хёйзингой.

I. Природа и значение игры как явления культуры

Сочинение посвящено всеобъемлющей сущности феномена игры (нидерл. Spel) и универсальному значению её в человеческой цивилизации. Хёйзинга считает, что игра не может быть редуцирована к феноменам культуры, поскольку она древнее их и наблюдается еще у животных. Напротив, сама культура (речь, миф, культ, наука) имеет игровую природу. Сущность игры Хёйзинга сначала определяет как несерьезность (25), однако поясняет, что играющие животные в отличие от человека не смеются, то есть игра все же может включать в себя серьёзность (59). Затем он определяет игру как «свободное действие», поскольку она лишена принуждения и ей предаются в «свободное время» (27) и в особом «игровом пространстве». Вместе с тем, игра подразумевает строгий внутренний порядок, что подразумевает присутствие некоего игрового сообщества.

II. Концепция и выражение понятия игры в языке

Переходя к анализу слова «игра», Хёйзинга замечает, что оно встречается у всех народов. Начинает он с языка античной цивилизации, где игра обозначается тремя способами как пайдиа («ребячества»), атюрма («ерунда») и агон («состязание»). Хёйзинга замечает, что некоторые исследователи античности (Болкестейн) противопоставляют пайдию и агон, то есть игру и состязание (нидерл. Wedijver), но эти два понятия все же выражают единое явление. Разные слова для обозначения игры встречаются и в санскрите: kridati (забавы детей и животных), divyati (бросать жребий), tandeln (подражать, высмеивая). В японском игра совпадает с вежливостью, а в семитских языках — с издевательством. В германских языках нет обобщающего для игры слова, а в романских языках оно есть. Размышляя о сексуальной игре, Хёйзинга подчеркивает в ней избыточность над биологическим спариванием. Он также противопоставляет игру всякой биологической необходимости, будь то самозащита или добывание пропитания.

III. Игра и состязание как культуросозидающая функция

Размышляя над соотношением игры и культуры, Хёйзинга замечает, что культура рождается из игры и культура имеет характер игры (60). Он еще раз указывает на напряжение и неопределенность как критерий игры. Он различает одиночные (пасьянс), агональные (спорт) и азартные (игра в кости) игры. Возвращаясь к противопоставлению игры и состязания в греческом языке, он называет этот факт «случайным пробелом в формировании абстрактного понятия игры» (63). С точки зрения Хейзинги, состязание составляет суть игры — выражение воли к власти или «агональный инстинкт» (105). Азартные игры он связывает с попыткой выяснения воли богов. В этом контексте он истолковывает потлач (72). Вырастающая из этого бравада становится основой добродетели и фундаментом этики. Хёйзинга делает вывод: «без поддержания определенного игрового поведения культура вообще невозможна» (105).

IV. Игра и правосудие

Рассматривая судопроизводство, Хёйзинга также замечает там элемент игры, лицедейства (мантии и парики) и состязания («тяжбы»). В античности неотъемлемым элементом любого суда также являлась случайность и жребий богов.

V. Игра и ратное дело

Сравнивая войну и игру, Хёйзинга приводит в пример средневековые турниры, где изначально кровавая борьба выродилась в пышное состязание напоказ. Вместе с тем он замечает, что состязание возвышает распрю до культурного уровня, подразумевая уважение к противнику и понятие чести. Именно на этом вырастают понятия рыцарства и международного права, которые составляют суть человечности.

VI—XI

В 6-й главе Хёйзинга рассматривает выражение агонального инстинкта в виде разгадывания загадок, в 7-й — в виде состязания поэтов, в 8-й — в игре воображения, в 9-й — в виде философской игры ума, в 10-й — в виде музыки, в 11-й главе он рассматривает культуры через призму игры — лат. sub specie ludi. Хёйзинга повторяет свою главную мысль: «культура, в её первоначальных фазах, играется» (168).

XII. Игровой элемент современной культуры

Не обходит своим вниманием Хёйзинга новейшие выражения игры, под которыми он понимает спорт — явление пришедшее в XIX веке из английской культуры. Согласно Хейзинге турнир — это состязание, но еще не спорт, ибо в нем еще много театральности. Спорт же рождается из командной игры в мяч, где на первое место выходят телесные упражнения и демократизм. В контексте реализации агонального инстинкта Хёйзинга рассматривает современное движение скаутов. Отмечая убывание игры в современной цивилизации, Хёйзинга предостерегает о возможности крушения культуры в варварство и хаос.